Джаваховское гнездо - Страница 24

Целый день в пятницу Даня ходила, как полуживая. Бледная, возбужденная, с лихорадочно горевшими глазами, она то принималась нежно ласкать льнувшую к ней Гему, шутить с Марусей, дразнить Валентина, то вдруг хватала арфу и играла на ней шумные, как буря в грозовую ночь, бравурные мелодии. За обедом она почти не ела. За ужином тоже.

— Девочка, тебе нездоровится? Скажи, родная, — и заботливая, всегда нежная тетя Люда глубоко заглядывает ей в глаза.

Дане только и жаль здесь тетю Люду и Гему. Жаль еще могилу матери на горийском кладбище. Но она старается не думать об этом теперь. Ее манит новая, полная захватывающего интереса, жизнь.

Мир ее давней волшебной сказки теперь только начинает разворачиваться перед ней. Она, зачарованная злой колдуньей-судьбой царевна, теперь только сбрасывает свои чары.

Наступил вечер. Конец томительным ожиданиям. И, как на зло, после ужина в гнезде еще не думают ложиться. Приехал князь Андрей из лагерей и занимался с мальчиками. Теперь все сидят за чайным столом, болтают, смеются. Одна Даня прильнула к парапету галерейки, притулилась в уголке. Никто ее не видит оттуда, никто, никто. Ей же видны они все, все эти порядком-таки надоевшие ей лица. И «друг» тут же…

Ни капли раскаяния не чувствует сейчас Даня. Ее нельзя упрекнуть в черной неблагодарности. Нельзя. Разве она просила, чтобы ее приютили здесь? Просила? Нет! Ее оставили почти насильно. Значит, ее совесть чиста.

А все же что-то щекочет горло, что-то подступает к глазам. Понятное чувство: здесь умерла ее мать, здесь испытала она самое жгучее горе. Поневоле сроднились с нею эти места. А все же нельзя поддаваться минутной слабости. Она не простая смертная, Даня, она избранная натура. Такие должны, как ей кажется, без сожаления рушить преграды и уметь устраивать пышно, гордо и красиво свою жизнь.

Какой-то шелест в кустах внезапно прерывает ее мысли. Чья-то стройная фигура рельефно выделяется на фоне ночи. Рядом другая, широкая.

Только бы не Сандро! Только бы не он!

— Даня! Готова?

— Селим!

— Я. Пора. Я принес твою арфу, шляпу и накидку. Никто не видал. И лодка припрятана в кустах. На пароме нельзя переправиться, потому что Аршак донесет «другу». Селим все предусмотрел. И пусть теперь скажет этот колченогий Валь, что у сына Али-Ахверды не голова, а тыква. Идем! Ты видишь, Селтонет может гордиться своим другом из Кабарды.

— Спасибо, Селим. Сейчас. Я только взгляну, — дрогнувшим голосом отвечает Даня.

Неслышно подкрадывается она к окошку террасы. Глядит. Глядит на всех, но видит одну только Гему, да еще, пожалуй, тетю Люду. Бедняжечка Гема! Как она ревновала ее все последнее время к Селтонет. Не знала, не подозревала, какие узы дружбы связывают ее, Даню, с Селтой. «Милая, кроткая, тихая Гема! Тебя мне жаль, только тебя!» Вот она сидит, ничего не подозревая, болтает, что-то вперегонки с Марусей рассказывает князю Андрею. Подле нее «друг» — странная, непонятно, по-мужски, сильная девушка, спасшая дважды Дане жизнь. Спасла два раза, чтобы дать зачахнуть в безвестности и тоске. И зачем было спасать?

Тонкие брови девочки хмурятся. Недобро улыбаются губы. Прощайте, «друг», не поминайте лихом. Благодарю за все. И тетя Люда, и милая Гема, Господь с вами. Иная жизнь суждена вашей Дане и зовет ее. Прощайте все.

— Идем, Селим, пора!

— Пора!

Селим первый скрывается в кустах. За ним следует Даня. Они уже миновали зеленую саклю и бегут прямо на обрыв. Оттуда вниз проложены к самой Куре мелкие ступени.

Селим, опередив Даню, стоит на последней ступени и хочет прыгнуть в привязанную у берега лодку, как вдруг неожиданно появляется перед ним Сандро. Его широкие плечи, его юношеская грудь в двух шагах от татарина. Не замечая Дани, он видит только Селима, заграждает ему дорогу и спрашивает вторично.

— Куда ты? Стой, Кабарда!

Сандро в хорошем настроении. Смеется. Белые зубы сверкают в темноте:

— Куда ты тащишь арфу, а?

— Даня просила. Даня хочет сделать радость, хочет играть в честь князя Андрея. Пойдет в зеленую саклю. Теперь ведь можно туда ходить. Будет играть там Даня, а вы станете слушать.

— А где же сама Даня?

— Я здесь.

— А!

Впотьмах Сандро почти касается девочки, не видя ее.

— Смотрите же, играйте хорошенько. Князь Андрей любит хорошую игру. Пока, до свидания. Я иду вас слушать туда, из дома.

— Прощайте, Сандро.

Это «прощайте» срывается у Дани невольно, ненароком. При этом «прощайте» в груди Селима замирает сердце. Он взбешен, испуган и смущен. О, эти женщины! Недаром говорят, что волос их длинен, а ум короток. Двух только и знает он мудрых: Леилу-Фатьму и Селтонет. Безумная девчонка, этим «прощайте» она может погубить все!

Но Сандро ничего не понял. Идет, весело посвистывая, к дому, как ни в чем не бывало.

Вот и конец обрыва. Теперь остается только прыгнуть в лодку. Высоко подняв над головою арфу, Селим спускается впереди.

— В лодку, живее!

Даня повинуется. Он, этот мальчик-кабардинец, сейчас много сильнее и энергичнее ее. У нее мысль путается и кипит, как пена.

Вот они в лодке. С обеих сторон за кормою плещет Кура. Не так, как в тот роковой вечер, нет. Не так. А все же больно, грустно и хочется плакать.

Селим работает веслами, как взрослый. Подплыли. Идут по берегу. Вот развалины старой крепости. Вот начало утесов. Вот духан. Силуэт всадника вырисовывается на фоне ночи.

— Кто идет? Отвечай! — слышится низкий гортанный голос.

— Селим-Али, сын Али-Ахверды из нижней Кабарды и с ним женщина, — важно, недетским тоном отвечает Селим.